Отказ от прав: чужой мир и чужих героев использую без разрешения, но совершенно бескорыстно.
Комментарий автора: опасайтесь быть беспощадным к врагу, потому что врагу это может понравиться.
- Даа… здесь, да… ещё… вот так…
Канда изо всех сил старался думать о высоком. Но этот голос – густой, томный, как дурман – тащил его в самое что ни на есть низменное… А ведь так хорошо всё начиналось…
… Очередное задание не обещало стать сложным: только что Черный Орден выдержал масштабное сражение, и было много раненых, которым требовалось оказать помощь и перевезти в безопасное место. Задание Канды заключалось в том, чтобы, так сказать, обеспечить охрану на момент эвакуации. То есть, если где появятся враги – уничтожить или, хотя бы, задержать. Задачу Канда понял. Не понял он другого: на фига ему всучили помощников в лице рыжего разгильдяя Лави и недомерка Аллена.
- Я один справлюсь, - мрачно возразил он.
Но словам Канды почему-то не вняли. Может, в Черном Ордене догадывались, что заявится этот ублюдок из семейки Ноя…
И даже тогда ещё ничто не предвещало беды. Нет, конечно, Тики Микк – враг серьезный. Но Канда всегда считал, что только хороший бой по-настоящему оттачивает воинское мастерство. Поэтому он без раздумий зацапал Тики себе в противники и рыкнул на Лави с Алленом, чтоб не путались под ногами.
Эх… И поединок-то начался неплохо – вроде, как полагается, поубивать друг друга собирались… И Канда сделал первый шаг в этом направлении – он удачно атаковал, так, что Тики едва успел увернуться, но лезвие меча оставило длинный глубокий порез возле уха… с него всё и началось. Тики удивленно остановился, скосил глаза, наблюдая, как алые капли падают на идеально-белую рубашку, задумчиво провел пальцами по ране… Затем посмотрел на Канду и заинтересованно облизнулся.
- Я слышал, что у хорошего воина меч – продолжение его тела? – взгляд Тики так подробно ощупывал Канду, будто искал, какую именно часть тела продолжает его меч.
- Так и есть, - ещё не чуя подвоха, но уже успев смутиться, согласился Канда.
- Значит, ты чувствовал, как твой меч разрезает мою кожу? – губы Тики растянулись в блаженной улыбке. – Тебе понравились ощущения? Мои были неожиданно интересными…
Насчет ощущений Канда ещё не решил, но вот вопрос ему не понравился, улыбка – тем более. Впрочем, Тики был сволочью без всяких улыбок и вопросов – просто по факту.
- Ты драться собираешься? – хмуро вопросил Канда. Решив на корню пресечь непонятное безобразие, он стремительно бросился на врага… И практически беспрепятственно оставил ещё один порез на шее Тики.
- Нет, - ответил Тики, завороженно следя за новым кровавым ручейком. – Драться – скучно. Надоело.
И, не дожидаясь реакции Канды на это заявление, расстегнул рубашку, обнажив скульптурно-прекрасную грудь. Затем обмакнул палец в одну из ран и вывел на коже затейливый узор.
- Ты любишь рисовать, экзорцист? – Тики посмотрел в решительно-недружелюбное лицо Канды, облизал палец и обворожительно улыбнулся. – Или, может, писать этими… как их там… иероглифами?
Канда отшатнулся. И даже с подозрением глянул на круживших вокруг темных бабочек-людоедов: уж не отгрызли ли они случайно у своего хозяина некоторую часть мозгов?.. Но тут дружное покашливание за спиной напомнило о существовании Лави и Аллена, вселив в Канду робкую надежду на достойный выход из нелепой ситуации. Скрипя зубами от досады – на то, что приходится искать поддержки – он оглянулся…
- Ну, задание-то было – задержать врага, не обязательно уничтожать, - хитро щурился Лави. – И способ не уточняли… Так что, по-моему, всё идет как надо.
Канда, мысленно пообещав припомнить рыжей бестии это подлое предательство, перевел тяжелый взгляд на Аллена.
- Остальным может понадобиться наша помощь… - пряча глаза, мямлил недомерок. – И потом, ты же сам сказал, что один справишься…
- Вот-вот, - бойко подытожил вконец обнаглевший Лави, - мы, пожалуй, не будем мешать. Тем более, художнику требуется вдохновение…
Последняя фраза сопровождалась мерзким хихиканьем… И пока взбешенный Канда соображал, какими словами назвать этих двоих, боевых товарищей уже и след простыл. Опомнившись, экзорцист вновь набросился на Тики:
- Плевать мне, чего ты хочешь!!! Я собираюсь драться, а не развлекать тебя!
В ответ Тики состроил разочарованную гримасу:
- И это всё, что ты умеешь?! Тогда, - голос отпрыска Ноя стал вкрадчиво-угрожающим, - мне ничего не остается, как отправиться к твоим друзьям. Может, с ними мне будет веселее… если убью пару-тройку… А ты не выполнишь своё задание…
Загнанный в угол – чужой подлостью и собственными нерушимыми понятиями о чести и долге – Канда прохрипел несчастным голосом:
- Это шантаж!
- Да, ну и что, - подтвердил Тики. – Я плохой, мне можно.
И, глядя, как белая рубашка сползает со смуглых вражьих плеч, Канда обессиленно вздохнул и… кто сказал «сдался»? Ничего подобного – решил выполнить боевое задание. Любой ценой.
… Место, где они расположились, было премиленьким: цветочная поляна посреди роскошного сада. И погода, как говорится, способствовала – солнце весело резвилось в окружении пушистых облаков.
Тики отлично гармонировал со всем этим великолепием, потому что был красивый и довольный, а Канда – нет, потому что был хоть и красивый, но хмурый и злой. Поначалу он ещё надеялся, что Тики ограничит своё раздевание рубашкой, но – как бы не так: негодяй разоблачился полностью и развалился на полянке голышом, с легкомысленно-голубым васильком во рту.
Первым делом Тики перевернулся и пожелал украсить свою спину. Канда, пытаясь игнорировать это… обольстительное, со всех сторон сексуальное зло, решил сосредоточиться на «работе», выбрав изречения Конфуция о достойных мужах…
Безупречно-красивые кровавые иероглифы ровно ложились на безупречно-красивую кожу Тикиной спины. Слова мудрости ещё никогда не выглядели столь чувственно – Канда был готов в этом поклясться. А сволочной Тики сладко выгибался и стонал, покусывая стебель василька… Смотреть на это было невозможно. Не смотреть – тем более… Но хуже всего было то, что Канда действительно чувствовал – так, будто лезвие меча было пронизано нервными окончаниями – как плоть мягко, покорно поддается безжалостной стали, как нежным бутоном раскрываются края раны, наливаясь густо-алым… В общем, зловредное искушение торжествовало. А уж когда Тики подставил под меч Канды свои ягодицы, тот и вовсе… напрочь забыл все мудрые наставления великих. Вместо них в голову полезли стихи романтического содержания.
Но Канда не собирался так просто сдаваться. Стихи так стихи. При этом он решил декламировать их вслух – для Тики, чтобы отвлекать не только себя, но и его. Тики, надо признать, окультуривался с большим удовольствием, даже кое-какие дискуссии возникли в процессе… Правда, стонать и извиваться не перестал, но теперь - вкупе со строчками про жемчужную влагу росы на упругих стеблях или про наливающийся силой молодой побег бамбука – эротичные телодвижения выглядели не так вызывающе, как со строгими словами Конфуция. И хотя подобные стихотворные строчки вызывали определенные ассоциации, Канда утешал себя тем, что хотя бы не оскорбляет память философов. А поэты… поэты сами виноваты.
В принципе, он даже немного успокоился, точнее его «побег бамбука»… И на ляжках Тики появились уже совершенно невинные строчки Басё, поминающие гору Фудзи. Вот тут-то Тики грациозно перевернулся и, указав себе на грудь, томно протянул:
- Хочу эту самую Фудзи.
Не то, чтобы Канда не умел рисовать… Но к Фудзияме он относился примерно с тем же почтением, что и к Конфуцию. Кощунствовать не хотелось. Однако, вид василька, предупредительно зажатого в Тикиных зубах, намекал, что возражения приняты не будут. С очередным тяжким вздохом Канда принялся за дело…
Результат, по его самокритичному мнению, вышел так себе – убогое подражание Хокусаю. Но Тики был в полном восторге, настолько, что объявил о своем желании выставиться в каком-нибудь музее. М-да… Выглядело бы потрясающе, во всех смыслах… «Работа Канда Юу. Вид Фудзи в ночном кошмаре. Материалы: кожа, кровь»… Канда так живо представил себе этот позор – а с Тики станется, он и в музей запросто попрется – что поспешил отвратить мысли Тики от намерения покрасоваться перед публикой.
- Может, тебе ещё чего изобразить? – предложил он.
И Тики с энтузиазмом раздвинул бедра… Канду прошиб пот, а «побег бамбука» в мгновение ока переполнился силой, да так, что грозил порвать штаны.
- Что-нибудь утонченное… на твой вкус… - в предвкушении прикрыв глаза, промурлыкал изверг.
С огромным трудом поборов желание нацарапать что-нибудь очень неприличное, но зато соответствующее мыслям и чувствам, Канда удержал собравшееся сбежать чувство долга. В очередной раз напомнив себе, что выполняет боевую задачу, он вырезал на шелковистой коже нечто, очень смутно напоминающее знаменитую роспись на ширмах - «Ирисы» Огаты Корина. Разумеется, цветовая гамма не соответствовала, но зато рисунок ожил, когда Тики приподнялся посмотреть, - будто шаловливый ветерок слегка потревожил алые цветы.
- Великолепно смотрится… ммм… Эти капельки, совсем как дрожащие лепестки… - тут его взгляд уперся в Канду. Выплюнув обезглавленный стебель василька – цветок он съел, когда Канда рисовал «ирисы» - Тики благосклонно улыбнулся: - Художник заслужил вознаграждение.
С этими словами красивая сволочь, приподняв, широко развела бедра… И впрямь, будто расписные ширмы раздвинулись, открыв взору Канды… то самое, от чего «бамбук» набрался такой силы, что окончательно вышел из подчинения… На ходу скидывая одежду и падая в жаркие, скользкие от крови Тикины объятия, Канда ещё успел кое-как утешиться тем, что способ выполнения задания действительно не уточняли… Бабочки-тизы весело кружили над ними, складываясь в узоры из сердечек…
… - Какая жалость, что на мне все так быстро заживает! – Тики разнеженно потягивался, глядя из-под полуопущенных ресниц на одевающегося Канду. – Скоро и следа не останется… Слушай, а может, ещё как-нибудь встретимся?
Канда помрачнел. Теперь, когда «бамбук» успокоился, от всего произошедшего ему было порядком стыдно.
- Даже не думай! Чтобы я ещё раз…
- Совсем не обязательно рисовать, - усмехнулся Тики. – К примеру, танцевать ты любишь?..
