фэндом: манга и аниме "SHIGURUI" ("Одержимые смертью"); герои: Фудзики Гэнноскэ и Ирако Сэйген; жанр: драма; рейтинг: R; предупреждения: хм, даже не знаю, какие при таком каноне ещё могут быть предупреждения... ах да, все умерли;
Отказ от прав: использую без разрешения, но совершенно бескорыстно; искренне надеюсь, что этот фанфик хоть на малую часть достоин шедевра, по которому написан.
Комментарий автора: он ни о чем не сожалеет; он ни на что не надеется.
То, чего не было…
И это руки мечника?! Тонкие запястья, длинные пальцы, мягкая кожа… Разве что мозоли на ладонях напоминают о том, что эти руки привычны к мечу. Но всё равно… Даже искусный прием захвата кистей похож на ласку. Гэнноскэ не пытается вырваться – он умеет оценить безнадежность положения. Поэтому просто ждет, молча глядя в глаза…
- Что, Фудзики, опять зазевался?
… Ирако Сэйгену. Так и есть, он снова упустил момент. А эта тварь всегда знает, как отвлечь внимание.
Трава влажная от вечерней росы. Их тела тоже влажные – после короткой, но яростной схватки. Они катались по траве, распугивая светлячков… Сэйген лёгкий и быстрый. Сэйген – коварный демон. Казалось, у него нет ни единого шанса против могучего обхвата Гэнноскэ. Тот держал крепко, и можно было сжать ещё сильнее – чтобы добыча без его разрешения даже вздохнуть не смела. Но тут Сэйген избавился от шнурка, стягивающего волосы… они рассыпались волной – длинные, ухоженные, душистые…
Тогда-то Гэнноскэ и упустил момент. Вот почему он лежал сейчас на спине, а Сэйген – на нём, сверху, и удерживал его руки в захвате.
Сэйген насмешливо улыбнулся, выгнулся, прижавшись к Гэнноскэ грудью, потёрся, дразня…
- По-твоему не будет, можешь не стараться.
- Нет? – Сэйген слегка отстранился, деланно вздохнул, облизал губы. Расстроенным он не выглядел: - Ладно, меня устроит и по-твоему.
Он выпускает Гэнноскэ, и тот, свободными теперь руками снова стискивает Сэйгена, ещё крепче прежнего, валит вниз, накрывает, придавливает своим телом. Для надежности, на всякий случай – от Сэйгена никогда не знаешь, чего ждать. Он любит играть, а Гэнноскэ – нет. Гэнноскэ хочет получить своё и по своим правилам. Он захватывает требовательным поцелуем влажные губы Сэйгена, и, обнаружив, что тот не хочет разжать зубы, сдавливает ладонью его горло. Он полон решимости – если Сэйген не сдастся, просто выбить эти белые ровные зубы… И, кажется, он побеждает в этой игре – Сэйген становится податливым, он раскрывается, впускает Гэнноскэ, повинуется рваному ритму, с которым тот входит в него… Но острый взгляд из-под полуопущенных ресниц и напряженная улыбка-гримаса – делают его похожим на змею, спрятавшуюся в траве, ждущую момента, чтобы ужалить. Слишком опасно, чтобы называться любовным соитием…
Сэйген никогда не подчинится по-настоящему, не позволит овладеть им полностью. Даже если они оба этого хотят… Гэнноскэ это злит. Гэнноскэ это нравится.
* * *
Снаружи доносится какой-то шум. Потом в додзё появляется один из младших учеников.
- Там человек из другой школы, хочет сразиться.
Дорожка солнечного света, пение цикад… В такой же день, тогда…
Гэнноскэ кажется: ещё немного – и он появится. С самоуверенной ухмылкой, легким шагом – Ирако Сэйген снова войдет в его жизнь. Но нет, он же знает – днем Сэйген не показывается, прячется где-то. Но всё равно рядом. Гэнноскэ чувствует его, как временами чувствует свою отрезанную руку – болью. После всего, что они причинили друг другу, они стали так близки… Ближе, чем братья, чем любовники…
Вошедший держится уверенно: его школа слывет сильнейшей в своей провинции. Конечно, ему хотелось бы испытать силу знаменитого Фудзики Гэнноскэ, победителя Слепого Дракона. Но Гэнноскэ хватает и взгляда, чтобы оценить – из тройки лучших его учеников любой быстро справится с чужаком. Осталось решить, кто именно.
Желающие сразиться приходят часто. Несмотря на славу самого Фудзики Гэнноскэ, его додзе ещё только встает на ноги. Он сам так решил, отказавшись унаследовать имя прежней школы. «Коган-рю больше нет!» - сказал он на могиле Миэ. И добавил мысленно: «Ты доволен, Ирако?». Кажется, именно тогда он впервые заговорил с ним… после того, как… Странно: он смирился со всеми потерями, принял все смерти – учителя, товарищей, даже Миэ… хоть и не сразу, а только когда коснулся холодного надгробия с её именем… И лишь одну жизнь Гэнноскэ не хотел отпустить – ту, которую забрал своей рукой…
- Достаточно!
Как он и думал, чужак не оказал сколько-нибудь достойного сопротивления. В своё додзё он вернётся с позором. И сломанной рукой. Пусть ещё порадуется – в прежние времена, в додзё Ивамото Когана он бы не отделался так легко; там, помнится, если дерзнувший бросить вызов оказывался слабаком – могли и вовсе лишить возможности сражаться. Но Фудзики Гэнноскэ не видит смысла продолжать. Достаточно. И без того все знают его силу. Знают и боятся. Даже если он хотел совсем не этого…
… На сегодня Гэнноскэ наметил множество дел. Скоро должна была состояться его свадьба, и приготовления шли полным ходом. Семья его невесты пользовалась уважением, и Гэнноскэ старался всё сделать должным образом. Даже если ему самому это было не нужно…
В сопровождении своего первого ученика, Накаямы, Гэнноскэ отправился сперва к торговцу сакэ. Они были в лавке, когда услышали доносившиеся с улицы обрывки разговора. Несколько самураев обсуждали… да, они, как раз, узнали о победе ученика Фудзики Гэнноскэ над представителем другой школы. И гадали: много ли ещё найдется желающих сломать вывеску столь сильной школы да с таким-то грозным наставником… Голоса, полные восхищения, густо замешанного на страхе… Все, кроме одного. Зато этот один был достаточно громким, чтобы перекрыть остальные.
- Прославленный Фудзики Гэнноскэ? Как бы не так! – Гэнноскэ заметил, как сразу напрягся его ученик. А говоривший будто бы видел это и продолжал дразнить: - Хватит и одной руки, чтобы одолеть слепца. Жалкого калеку, в котором лишь дураки и трусы могли видеть демона. Смешно гордиться такой победой!
Гэнноскэ стиснул зубы от внезапной боли, сдавившей грудь. Именно так: не досады, не ярости, не раздражения – ему было больно. Гэнноскэ отметил, что это странно, однако, он уже знал, в чем искать лекарство.
- Позвольте? – попросил Накаяма.
- Нет! – отрезал Гэнноскэ. – Это вызов мне.
- Но он не стоит…
- Я сказал – нет! – и Гэнноскэ взглянул на ученика так, что тот больше не решился проронить ни слова.
И вышел из лавки.
- Ты только что судил о Фудзики Гэнноскэ и Ирако Сэйгене. Можешь ли ответить за свои слова?
Гэнноскэ шагал неторопливо, говорил негромко, спокойно. Смерть не любит суеты. И собеседники наглеца сразу же почувствовали Её приближение, разбежались в стороны, не желая быть случайно накрытыми этой сумрачной волной. Но тот, кто был нужен Гэнноскэ, не дрогнув, остался на месте. Конечно, он знал, что Фудзики Гэнноскэ, про которого он злословил, услышал его. Ведь он на это и рассчитывал.
Деревенщина. По одежде, ножнам, манере держаться и говорить. Но, в то же время – Гэнноскэ это видел – он стоил куда большего внимания, чем недавний поединщик из другой школы. Напружиненное тело, блеск в глазах и оскал азарта… Он уже видел безжизненное тело у своих ног, свой меч, омытый кровью, он уже назвал себя в мыслях убийцей Фудзики Гэнноскэ, победителя демонов.
«И он это может».
Они скрестили взгляды. Смерть вышла из-за правого плеча Гэнноскэ, чтобы, подобно бесстрастному судье, наблюдать за схваткой избранных.
Миг. Взгляд. Движение корпуса. Миг. Рука…
«Сейчас!» - толкнуло изнутри, кажется, в самом сердце Гэнноскэ…
… метнулась к мечу. Но единственная рука Гэнноскэ оказалась быстрее. Миг – и она проломила висок противника. Прежде, чем он успел выхватить меч… Всё. Кончено.
Размеренным шагом Гэнноскэ покинул место схватки. Набежавшая толпа зевак, охочих до зрелищ, расступилась перед ним, освобождая дорогу. Краем глаза Гэнноскэ успел заметить, как к лежащему на дороге мертвому телу метнулся с криком мальчишка-подросток. Сын, вероятно…
- Я потрясен! Вы были так стремительны! – Накаяма, и вправду, выглядел потрясенным. Да, в этот раз его наставник был неправдоподобно быстр. «Прямо как… Странно…»
- Теперь – к хозяину лавки тканей, - не оборачиваясь, бросил он Накаяме. Внимание Гэнноскэ уже заняли текущие дела.
… После турнира у него появилось немало выгодных брачных предложений. Гэнноскэ не хотел ничего этого… Миэ должна была стать его женой… Но ему напомнили об обязательствах – перед теми, кто устроил для него поединок, сделавший его знаменитым. В таком случае самоубийство, которое было, на его взгляд, лучшим выходом, выглядело бы чудовищной неблагодарностью. В конце концов, однажды ему пришлось согласиться на брак – отец будущей жены оказался настолько благородным человеком, что Гэнноскэ просто не посмел оскорбить его отказом.
Но, видимо, он так и не смог до конца принять свою судьбу, и жизнь его с тех пор разделилась на дневную и ночную. Днём Гэнноскэ делал то, чего от него ждали: был верным и честным самураем, не знающим ни сомнений, ни сожалений. Был уважаемым наставником школы меча – лучшей в провинции. Был самым достойным женихом для девицы из знатной и богатой семьи.
А ночью он… жил.
* * *
Один и тот же ритуал. Каждую ночь.
Сперва Гэнноскэ идет в додзё. Тут всё по-другому, конечно, не похоже на старое. Но ночь уже вступила в свои права, постепенно стирая границы между прошлым и настоящим, сном и явью, смертью и жизнью… Тьма открывает двери, и по дорожке лунного света Ирако Сэйген возвращается к нему. И тогда…
… глаза Гэнноскэ превращают лунный свет в солнечный, и зачарованный ночью слух снова дарит ему пение цикад, до него опять доносятся шепот и насмешки старых товарищей:
А Сэйген – как будто и не слышит их, не замечает презрительных взглядов и ухмылок. Он смотрит прямо на Гэнноскэ. Он улыбается – словно пришёл именно к нему. Улыбка, походка, аромат… Глаза, губы, волосы… всё это для него одного…
Гэнноскэ это бесит. Гэнноскэ это… возбуждает?..
Но он зря надеется сразиться. Эта схватка иного рода. Сэйген пришел, чтобы позвать его к себе, во тьму. И Гэнноскэ пойдет за ним. Прочь из душного додзе, с его въевшимся в стены запахом пота и ярости. В сад – в прохладу ночи, во влажную траву… к погибшим мечтам, чьи призраки танцуют светлячками во тьме…
- У меня будет свой замок. И герб с белым драконом! – Сэйген расслабленно закидывает руки за голову, на лице – томная улыбка. Он сам сейчас – как дракон. Ленивый белый дракон, валяющийся в траве. Гэнноскэ думает: мысли Сэйгена взлетают нечеловечески высоко. Оттого, что он гений меча, и ему легко всё дается? Или оттого, что он нечеловечески красив?..
- … и юные наложницы из благородных семей… Фудзики, будешь моим верным вассалом?
- Дурак! Ты дыру на юката залатал?
- Бесполезно. Старое. Чинишь в одном месте, рвется в другом. Лучше повяжу там ленту – не заметят. И женщинам понравится, уверен… А у тебя есть мечта?
- Стать мастером меча. И новое юката.
Сэйген смеется. Но Гэнноскэ не весело, он чувствует – что-то не так. Но не может объяснить, почему в смехе Сэйгена ему слышится обида. Почему эта тварь не может быть более понятной?!
А Сэйген, тем временем, ловит светлячка, и тот бьется в его ладонях.
- Убить? – он, прищурившись, смотрит на Гэнноскэ. Вроде, всерьез.
- Нет, - отвечает Гэнноскэ.
И в тот же момент Сэйген сжимает ладони.
- Это всего лишь светлячок.
Гэнноскэ, рыкнув от досады, хватает его, переворачивает, вздергивает на колени…
- Юные наложницы, значит?!
Гэнноскэ двигается жестко, будто нарочно стараясь причинить боль. Но на самом деле это не так. Он лишь хочет…
- … невинные, с нежной белой кожей, изящной шеей…
… чтобы сейчас Сэйген чувствовал только его. Хотя бы в этом мире, где есть только они двое – может он не показывать своего пренебрежения?! Или эта борьба никогда не закончится?..
… То, чего не было. То, чего никогда не будет.
* * *
Высокопоставленный покровитель выказал желание присутствовать на свадьбе. Он весьма одобрительно отозвался о недавнем случае, когда Гэнноскэ отстоял честь своего меча в споре с уличным наглецом. «Убить одним ударом, не прибегая к оружию! Да, Фудзики Гэнноскэ – истинный самурай, пример для подражания. Побольше бы таких в наше мирное время!»
Гэнноскэ нимало не сомневался, что тот самурай получил по заслугам. Он только сомневался - чью честь он в действительности защищал. Что его больше уязвило тогда: насмешка над его собственным мастерством или то, что этот человек назвал жалким калекой… «Тогда, на турнире, если бы Сэйген мог видеть… у схватки был бы иной исход?..» Ведь Гэнноскэ так и не нашел приема, чтобы остановить «обратный поток тьмы». Кроме как воспользоваться слепотой противника. «Если бы Ирако видел… у него же молниеносная реакция… и тогда, возможно…» Но дальше этого «возможно» мысли Гэнноскэ не заходили. Самурай не сожалеет о сделанном. По крайней мере, днём…
… Гэнноскэ наблюдал за схваткой учеников. Накаяма дрался всерьез, не давая поблажек. Несмотря на то, что его противник, хоть и не был новичком, но значительно уступал в силе. А сейчас, к тому же, у него была рассечена кожа над бровью, и кровь заливала глаз.
Гэнноскэ остановил бой.
- Это учебный поединок, - напомнил он Накаяме.
Но тот, кажется, собрался возразить.
- Ну?
- Прошу меня простить. Но если… он не научится терпеть боль, то как он сможет совершенствовать своё мастерство?
Забавно. Ученик почти слово в слово повторял его – того, давнего Гэнноскэ из додзё Ивамото Когана. И сейчас он вдруг показался самому себе глупцом. Хотя, слова-то, вроде, правильные…
- Чему ты сможешь научить, искалечив его?
* * *
- У меня не будет замка.
Бедный светлячок мечется в ладонях Сэйгена. И Гэнноскэ почему-то кажется: это очень важно, это необходимо – вызволить его. Но он не знает – как.
- Ни герба, ни наложниц… После всего… Разве я не заслужил? Я – лучший! Скажи, Фудзики?..
Гэнноскэ не знает, что сказать. Как потушить эту боль. Он всегда считал жалость унижением, он не сможет пожалеть, даже если бы захотел…
- Ты такой же, как они, Фудзики? Или даже хуже – потому что не понимаешь… Мы – светлячки. Яркий танец во тьме. Мимолетное развлечение, только и всего.
Гэнноскэ вдруг понимает: Ирако Сэйген… не демон. Источник его боли – гениальное чутьё, позволявшее видеть, даже когда умерли его глаза. Причина и сострадания, и жестокости – одновременно. Он словно бы лишён кожи, или она настолько тонкая, что не защищает. Но Сэйген не умеет терпеть боль в одиночку. Тот, кто рядом – человек ли, светлячок – должны делить её с ним, чтобы боль не искалечила его душу.
- Отпусти…
Гэнноскэ придвигается к Сэйгену, целует в губы – без страсти, одним лишь бережным касанием, осторожно размыкает его ладони… Невредимый светлячок радостно возвращается к своим сородичам, чтобы продолжить недолгий танец…
… Ночью глаза Сэйгена снова живы. И волосы чернее тьмы. И ни одного шрама на светлой коже. А у Гэнноскэ целы обе руки, чтобы обнять…
Ради чего... Вся его ночная жизнь… Теперь он знает. Чтобы принять, наконец, поцелуем с этих губ своё имя. Повторенное без злости, без насмешки, а просто – как дыхание:
- Фудзики…
То, чего не было. То, чего никогда не будет. То, что нельзя убить.
* * *
Он промок до нитки. Так крепко заснул в саду, что не слышал, как началась гроза. А когда проснулся, она уже закончилась. И дождь тоже. А наверху, над умытой землей переливалась радуга.
Впервые… после турнира… день был ему не в тягость.
Гэнноскэ решил пройтись по своим делам в одиночку. Он совершенно не замерз после дождя – напротив: ощущал тепло, идущее изнутри. И это не казалось ему странным. Прошедшей ночью он будто лишился веса, придавливавшего к земле, и теперь чувствовал себя необычайно легким…
«Подарки!» - вдруг вспомнил он. – «Я же ещё не выбрал подарки».
Подготовка к церемонии тоже перестала казаться ему обременительной. Он ходил от одной лавки к другой, не чувствуя прежней гнетущей усталости… Было ли это надеждой, что, возможно, он снова научится жить днём?..
… Мальчик, что шел ему навстречу… Кажется, Гэнноскэ знает его? Кажется, сын того самурая?..
Миг. Взгляд. Лезвие.
«Почему?» - вдруг мелькнул у Гэнноскэ несвоевременный и совершенно неуместный вопрос. Странно. Раньше он никогда не искал причин. Смерть не терпит ни вопросов, ни размышлений – Она и есть ответ. На всё и сразу.
Миг. Рывок. Удар.
«Что, Фудзики, опять зазевался?»
Вот оно что…
День и ночь слились воедино. И Гэнноскэ, наконец-то, понял, где прятался Сэйген днём. В его сердце. Понял, но удивиться уже не успел. Потому что небо перевернулось в его глазах, а на радуге лениво нежился белый дракон.
- Поднимайся, Фудзики! Здесь хватит места для нас двоих!
