Комментарий автора: написано на ориджинал-кинк-фест, по заявке № 8 второго тура: «Слэш или гет, секс в публичном месте (особо любимый вариант - на капоте машины). По обоюдному согласию, или одного партнеров сначала надо уговорить».
Права: сюжет (если кто-нибудь его найдет) и герои – мои и только мои.
- «Орел» или «решка»?
Он улыбается, блестя глазами, и подкидывает на ладони монету.
Так мы когда-то познакомились. Игра в орлянку положила начало нашим отношениям.
… Судьбоносная встреча состоялась в клубе, где я коротал очередной одинокий вечер, запивая сухим мартини очередную несчастную любовь. Поскрипывая жесткой кожей косухи, он подошел к барной стойке, отодвинул в сторону бокал с недопитым мной мартини и покрутил перед моим лицом монетой:
- «Орел» или «решка»?
- Что? – меланхолично откликнулся я.
- Если проиграешь – исполнишь моё желание.
Я фыркнул: как это пошло и вульгарно, и ни «Здрасьте!», ни «Как тебя зовут?»…
- Я не люблю торопиться.
Он усмехнулся. И, вместо ответа, опустил пальцы в бокал, а затем провел ими по своим губам. Потом – по моим…
- Орел! – выдохнул я, слизывая капельки мартини с его пальцев. А потом и с его губ…
А час спустя, когда кровать стонала под нашими неугомонными телами, и он – какой уже раз? – выжимал меня досуха, в моей опустошенной голове слабо пульсировала одна-единственная мысль: никогда ещё я так удачно не проигрывал.
Игра на желания стала нашим общим любимым развлечением. Конечно, у меня тоже возникали интересные идеи, но все они тускнели перед неистощимой фантазией моего нового любовника. Он был непредсказуем. Порой мне казалось, что очередное сумасшедшее желание взбредает ему в голову ровно в тот момент, когда он подкидывает монетку.
… Загаданная мной «решка» очутилась внизу, а на меня гордо смотрел его «орел». Я задержал дыхание, глядя ему в глаза и пытаясь угадать: что меня ждет на этот раз? Он таинственно улыбнулся и вывернул руль, загнав машину под арку. Мы словно очутились в длинном темном тоннеле между набережной и двором-колодцем.
- Здесь, - сказал он и включил музыку. Его любимый «Judas Priest». С некоторых пор эти ребята стали постоянными участниками наших безумств.
Я уже собрался переползти назад, когда он, угадав мое намерение, энергично мотнул головой:
- Не-а. Снаружи. Мы сделаем это снаружи.
Его идея не вызвала у меня восторга. Да, конечно, до этого у нас было на пожарной лестнице в моем офисе, в кабинке ресторанного туалета и даже в лифте торгового комплекса. И мне нравилось, да… Но это… В центре города, в белую ночь… словно подтверждая мои опасения, с набережной послышались юные голоса, звонкий смех.
- Нет, - как можно тверже заявил я. – Слышишь, выпускники гуляют, могут увидеть. И милиции полно. Нет, ни за что!
Но он не собирался сдаваться. И как только я мог забыть, что словосочетание «здравый смысл» не из его лексикона.
- Эй, чего ты боишься? Статью за мужеложство давно отменили, - он перегнулся через меня и открыл дверцу. – Не дрейфь, вылезай!
- Зато не отменили статью за хулиганство, - упирался я.
Тут ему, видимо, надоело меня убеждать, он просто взял мою руку и положил себе на пах. Тому, что стремительно набухало под моей ладонью, определенно было наплевать на все статьи УК вместе взятые.
Мой любовник… Он был моложе, он не думал о карьере и положении… А я считал его безрассудным и беспечным сверх всякой меры. И каждый раз уступал ему. Его бешеная энергия тараном пробивала крепостные стены моей рассудительности…
Сопротивление бессмысленно, я выкидываю белый флаг, потому что его желания – как коварный вирус, заражение наступает быстро и неотвратимо.
- Видишь, ты тоже хочешь! – победно усмехается он. – Марш на воздух!
Короткий, но глубокий поцелуй похож на быстрый жадный глоток. А потом он разворачивает меня, заставляет наклониться, опереться руками о капот его черного джипа. Прямо передо мной чуть покачивается за лобовым стеклом черный бархатный чертик…
Сначала он спускает с меня брюки, затем – медленно, по сантиметру – трусы. Задирает рубашку, оголяя спину… Ему явно нравится процесс. И мне тоже. Мягкая прохлада летней ночи нежно касается обнаженной кожи. И так же нежно он гладит меня рукой между бедер. И вдруг, оборвав ласку, звонко и чувствительно шлепает по ягодицам. Я выгибаюсь дугой от этой неожиданной грубости, мощный разряд возбуждения жидким огнем пробегает по позвоночнику. Теперь я не просто хочу, мне становится невмоготу.
- Ну же! Давай… - прошу я.
И слышу в ответ ехидный смешок:
- А кто-то говорил, что не любит торопиться?
Он хочет помучить меня. А я… Я внезапно вспоминаю, где мы, представляю, что сейчас кто-нибудь зайдет под арку, увидит нас… меня – в такой позе, с выставленным голым задом… Страх делает моё возбуждение почти нестерпимым, это похоже на крепкий кофе, в который добавили щепотку перца. Но я люблю кофе с перцем… Обжигающе-горячий и такой острый, что слезы на глазах выступают…
- Тсс, ещё рано, - шепчет мой истязатель, сильным рывком приподнимает меня и прижимает к себе.
Его горячий язык пробирается за ворот моей рубашки, лижет загривок, а его пальцы щекочут мои соски. Я извиваюсь в его руках, трусь ягодицами о его кожаные штаны… мне приходит в голову: он похож на зверя с гладкой черной кожей, дикого, неистового. Я отдаюсь зверю…
Всё так же тесно прижимая меня к себе, он расстегивает брюки. Голой кожей я чувствую, как вздергивается рельефная пряжка его ремня, как расходятся в стороны железные зубья молнии… Он не носит нижнего белья, и вызволенный член решительно упирается мне прямо между ягодиц… Мне так жарко, что, кажется, сейчас вспыхнут волоски на теле! Мне нечем дышать!
Но тут он выпускает меня из рук, и я, обессиленный его ласками-пытками, буквально падаю вперед, громко стукнувшись о капот ладонями.
- Ещё чуть-чуть, - хрипло произносит он.
Я не вижу, но знаю: сейчас он лезет в карман за смазкой. Он никогда не сделает мне больно. Если только я сам этого не захочу…
Он наскоро смазывает себя и меня. И я уже нетерпеливо приподнимаю зад, подвигаюсь к нему. Но – не тут-то было. Он, слегка отстранившись, проводит влажными пальцами по моей согнутой спине, вдоль позвоночника, потом растирает смазку по пояснице… Я не могу больше…
- Пожалуйста, - жалобно хнычу я. – Ну, пожалуйста!
Я чувствую, что это последняя пытка, что и он не сможет больше выдержать. И, всё-таки, я сдаюсь первым. Я всегда сдаюсь первым.
- А как же милиция? – спрашивает он. Его член останавливается у самого входа в моё тело и дразнит, чуть надавливая…
- Плевать на милицию! Трахни меня!
И сию же секунду он вставляет. Резко, жестко, одновременно натягивая на себя, входит глубоко, до упора, так, что его бедра вжимаются в мои ягодицы…
Кто бы сейчас ни вошел под арку, пусть даже смерть с косой, мне уже всё равно, я давлюсь слюной и стонами… И его именем... Я двигаюсь, насаживаюсь, мне мало, как будто хочу, чтобы он разорвал меня, занял меня внутри – полностью, вытеснив всё лишнее…
А из открытой машины гремит «Judas Priest». И движения моего любовника – точь-в-точь как тяжеленные мощные риффы, а его гортанное рычание вторит голосу Хэлфорда. Я содрогаюсь и вскрикиваю под переливы гитарного соло, похожего на горную лавину. Вместе с «Judas Priest» мы творим музыку секса, и бархатный чертик за лобовым стеклом подпрыгивает и весело скалится…
Мы кричим одновременно, заглушая Хэлфорда, и оргазм накрывает нас заключительным аккордом… Мой зверь тут же валится на меня, тяжело дыша мне в затылок, многочисленные молнии на косухе царапают спину. Несильно, похоже на грубоватую ласку когтистой лапы. Возбуждающе… Подмигивая бархатному чертику, я думаю о том, каким будет моё желание, когда я выиграю.